– Или благородный Шера полагает, что сто золотых – много?
– Да! То есть – нет!
Спохватившись, Гагаран сообразил, что речь идет совсем не о рабе. Теперь Советник уже радовался, что беседа – без свидетелей.
– Но сто золотых – очень большие деньги!
– А кто спорит? – удивился Гронир.– Да. Большие.
Ум Гагарана бешено работал. Сто золотых. Целое состояние. С ума сойти! Но, с другой стороны: что такое для Шера – сто золотых? Тем дороже будет подарок, который он преподнесет своей Ирдик!
Гронир видел: аристократишка почти готов. И точно определил миг, когда губы Гагарана шевельнулись, чтобы сказать…
– Сто золотых – значительная сумма,– произнес он, прежде чем Советник успел вымолвить слово.– По-царски значительная сумма. За раба. Но…– упреждая реплику Гагарана.– Есть еще одна небольшая деталь, благородный господин Советник! Совсем небольшая деталь. Но очень важная.
«Ни медяка не прибавлю, ты, вонючка!» – с ожесточением подумал Гагаран.
– Какая же, Управитель Гронир?
– Закон, мой благородный господин Шера! – Гронир совершил выпачканными в розовой массе пальцами неопределенный жест.– Закон! Хотя, если вдуматься…
«То почему бы еще не подразнить эту расфуфыренную немочь?»
И тут Гагаран Шера со всей определенностью понял: не продаст. Жирная жаба! Не продаст! Ни за сто золотых, ни за тысячу. Только потому, что паршивый мальчишка действительно нужен Советнику Шера!
Окаменев лицом, благородный Гагаран встал и вышел из комнаты. Молча. С достоинством. Как подобает отпрыску древнейшего рода Карнагрии.
И услышал за спиной громкое чавканье.
«Ничего,– подумал он, выходя из особняка Управителя и ставя ногу на колено охранника, чтобы сесть в седло.– Ничего! Обратимся к благородному Саконнину».
– Третья пара! – закричал глашатай.– Устул! Хвостатое копье! Щит!
Коренастый сокт выбежал на арену, потрясая оружием, к наконечнику которого был привязан длинный пучок выкрашенного в красный конского волоса.
Голову Устула покрывал глухой шлем, грудь защищала кираса с выступающим нагрудником. В левой руке – треугольный щит с вырезом наверху. На коротких кривых ногах – набедренники и наголенники из вычерненного железа.
– Вчера Устул добрый час глазел, как трудится наш паренек,– сказал Бос, обращаясь к Хар-Руду.– Всё продумал.
– Вот хитрая тварь! – пробормотал тот.
– Эй-эй! – Бос ухмыльнулся.– Помощник Управителя не должен быть пристрастен. Сколько ты поставил на победу Змеи?
– Пошел ты! – Хар-Руд выглядел не на шутку озабоченным.
– Он сделает сокта! – подбодрил его Бос.– Будь уверен. В этом бесенке сидит настоящий боец!
– Надеюсь! – пробурчал Хар-Руд.
И на всякий случай сложил из пальцев левой руки отводящий знак.
– Змея! Меч! – закричал глашатай.
В среде зрителей, молчанием встретивших новое имя, возникло шумное оживление при появлении юноши.
– Удивлюсь, если кто поставит на него,– сказал Бос.– Ты неплохо заработаешь, Хар-Руд!
– Слушай, заткнись! – свирепо прорычал помощник Управителя.– Ты посоветовал ему этот наряд потаскухи?
– Он выбрал сам. Но я не стал возражать.
– Сожри вас демоны!
На Кэре не было ничего, кроме черной юбки до колен и сапог на ногах. Даже шлема не было, только черная шелковая лента удерживала светлые волосы сына вождя.
Он остановился шагах в десяти от Устула, спокойно оглядел закованного в железо сокта.
Ударил барабан.
– Знаешь, как готовят жаркое из болотной лягушки? – Из-под шлема голос Устула звучал глухо, как из бочки.– Я сдеру с тебя шкуру, а потом нарежу на куски! Выпотрошу тебя и заставлю собирать собственные кишки, разбросанные по песку! Я надену твою голову вот сюда, – Сокт махнул копьем,– и буду держать на солнце, пока не завоняет! Ты понял меня, шакалье дерьмо?
– Это все? – спросил сын вождя, на которого угрозы Устула произвели не слишком большое впечатление.– Гиена тявкает,– сообщил он,– когда трусит! Я прикончу тебя одним ударом, Устул.
Сокт разразился потоком грязных ругательств. Его прервал второй удар барабана.
Противники разошлись. Сокт, наклонясь вперед, ждал сигнала. Кэр выглядел совершенно беспечным.
Снова грохнул барабан. Устул бросился вперед раньше, чем угас гром удара. Его копье прошло в половине ладони от загорелой груди самерийца. Тот, даже не успев выхватить меч, еле уклонился от широкого наконечника.
– Если кто сделал на него ставку,– заметил Бос,– сейчас волосы на жопе рвет от огорчения.
– Угу,– пробормотал помощник Управителя.
Бос с удивлением обнаружил, что его стрела не достигла цели: Хар-Руд успокоился.
Устул тем временем развернулся с потрясающей скоростью. Тяжесть доспехов смущала его не больше, чем буйвола – собственная шкура. Выбросив в сторону копье, он хлестнул «хвостом» по лицу Кэра, закрыв ему обзор. И тут же обрушил на сына вождя удар тяжелого щита.
Юношу отбросило назад. Он упал и покатился по песку.
Зрители взвыли.
Мало кто успел заметить, что Кэр принял удар щита на ладони. Зато все видели, как он, перевернувшись через голову, добрых десять шагов катился по Арене.
Устул налетел на упавшего. Лишь какой-то миг отделял Кэра от гибели. Тяжелое копье трижды вспахало песок, а потом, каким-то чудом, юноша ухитрился вскочить на ноги.
Устул, по инерции, пробежал еще пару шагов и затормозил, вздымая песок окованными железом сапогами.
Кэр стоял, слегка покачивая головой. Казалось, он оглушен. Меч его по-прежнему оставался в ножнах.